Если же мы дадим себе труд вдуматься в то, как мы действительно относимся к труду (простите за тавтологию), могут открыться совсем не парадно-лозунговые истины. Мы до сих пор относимся к труду по библейской традиции: трудом проклят был человек. Мы жалеем трудящегося человека, а в традиции интеллигенции конца XIX века было даже преклоняться перед крестьянином-тружеником. При этом в нашей стране на протяжении 70 лет поддерживался институт обязательно-принудительного труда для заключенных: и как наказания, и, декларативно, как мера воспитательного воздействия.

Большая часть нашего общества только во время перестройки узнала про то, что «великие стройки коммунизма» в основном были стройками рабски-принудительного труда. Да и до сих пор в РФ для заключенных труд обязателен. А за несколько дней до этого Первомая прошла новость об обсуждении в правительстве идеи привлекать заключенных к строительным работам на БАМе и других железнодорожных стройках.

Вот об отношении к труду и о тружениках я бы и хотел поговорить. И к своему разговору я хотел бы привлечь замечательного русского агрария и публициста Александра Петровича Мертваго (1856-1918). Его книги «В тумане нашей намечающейся культуры» и «Не по торному пути» (в 2015 они были переизданы издательством Международного университета) еще ждут своего открытия думающей частью российской публики.

Александр Мертваго, дворянин и землевладелец, еще в юности решил жить своим трудом. Он учился работать на земле у знаменитого в то время Александра Николаевича Энгельгардта, а потом на огородах Парижа. Позже купил кусок земли и долгие годы вел свое хозяйство в Смоленской губернии, а потом издавал и редактировал сельскохозяйственный журнал.

И важнейшим для Мертваго вопросом, наиболее ярко, с его точки зрения, характеризующим социальное, экономическое, культурное состояние общества, было господствующее в обществе отношение к труду.

Казалось бы, уж тут-то в России все в порядке: огромное большинство ее населения работало всю жизнь и работало тяжко, обеспечивая своим трудом значительный круг бездельников. Сама постановка вопроса: как труженик относится к труду, - казалась (и кажется многим до сих пор!) кощунственной. Но Мертваго этот вопрос ставит, и выясняется, что в России не было сословия, чье отношение к труду хотя бы отдаленно напоминало отношение к труду французского огородника, французского буржуа или наемного работника.

Буржуа, пишет Мертваго, привнес в общество «уважение к труду, которое стало базой для дальнейшего развития европейского человечества. До появления на исторической сцене буржуа труд не уважался, это было занятие рабов. Уважалось только богатство и сила. …Для европейского буржуа работа не представляется неизбежным злом… Поэтому буржуа работает так же весело и без принуждения, как он ест, отдыхает и вообще исполняет все присущие его организму функции».

В России подобного сословия не было. Творческое же отношение к труду свойственно только небольшому числу отдельных личностей, считал публицист. Российское дворянство выродилось в «пользовательную породу», по выражению Мертваго, стало чиновничеством по преимуществу. Российская буржуазия – это, в своем большинстве, мироеды, существующие не за счет своего труда, а за счет использования чужой беды и за счет покровительственной политики правительства. «Наш буржуй усмотрел в буржуазии только внешние формы ее жизни, в моменты отдыха, и стремится этой внешность обставить свой досуг. Но не досуг, а работа является элементом творчества буржуазии…Если (российский) буржуй трудится, то он ненавидит свое ремесло, он рад всякому празднику… Буржуй в самом своем деле сохраняет типичные черты чиновничьего отношения к работе».

Никаких современных ассоциаций эта цитата не вызывает?

Вот еще одно сословие, которым так мы гордимся: российская интеллигенция. Но и во времена Мертваго, и сегодня, это по преимуществу не самостоятельные, независимые специалисты, а опять же чиновники на государственной службе. Для огромного большинства из них характерно восприятие труда как наказания, а возможности от него избавиться – как благо. Так писал Мертвого, но разве это не картинка и наших нравов?

Ругать чиновников и буржуев, да и интеллигенцию, было не ново на Руси. Крестьянина же горемычного, рабочего – жалели или даже «поклонялись». Мертваго не жалеет ни рабочего, ни крестьянина. Если марксисты, социалисты видели в пролетариате наиболее прогрессивный социальный слой, то для Александра Петровича наемный рабочий – это своего рода «шлак породы», те, кто не способен прожить за счет своего творческого труда.

Мертваго долго работал на земле и хорошо знал и труд, и положение крестьянина. Пользуясь нехитрыми расчетами, он показывал с цифрами в руках, что российский рабочий — это даже не пролетариат в европейском смысле, а рантье, который вместе со своим хозяином-буржуем живет и относительно благоденствует за счет нищенского положения крестьян, дешевизны продуктов питания, покровительства правительства национальным капиталистам...

Одновременно публицист видел и то, как развращен рабством русский крестьянин, как он бездумен в своем хозяйствовании, как часто неприкаян в быту. В редкой избе, даже в большой деревне, можно найти хорошо выпеченный ржаной хлеб, замечал он.

В одной из статей Мертваго рассказал о проекте, поданном крестьянином-депутатом Государственной Думы в 1910 году. В проекте предлагалось устроить сельскохозяйственную тюрьму, где заключенные были бы обязаны трудиться. Инспектор московских тюрем поддержал проект как очень хорошее предложение. Александр Петрович комментировал: «Труд как наказание! Когда такое говорят батюшки - не удивляет... Библия их научила верить, что трудом проклят был человек. Но когда такая мысль высказывается крестьянами, как мало в их правых представлениях чувства собственного достоинства. Жизнь крестьянина вся основана на труде, и пора бы ему начать уважать то, что дает ему весь смысл жизни и право на признание быть основою всего государства».

Вопрос о принудительном труде — это и до сих пор один из вопросов, на которые не только рядовой обыватель, но и многие уважаемые юристы не дают однозначного ответа. Понятно, что и в начале века принудительный труд на благо общества многим казался полезным времяпрепровождением. И все же одно нас должно сразу настораживать: поразительно совпадают точки зрения крестьянина, царского тюремного чиновника и советских, а сейчас и российских, чиновников и юристов с их тезисом о воспитательном значении труда. Все они оценивают труд вполне по-марксистски и по-сталински: трудиться обязаны все, труд – это «дело чести, доблести и геройства», и одновременно это то, чем можно наказывать и то, от чего нужно освобождаться.

Да, мы прославляем людей труда, но мы не уважаем сам процесс труда. Мы не считаем труд благом, мы вполне в духе библейской традиции считаем его проклятием и ищем способы уменьшить наш труд и увеличить наш досуг. 

Голос Мертваго в привычном нам многоголосии российских идей и мнений пока звучит одиноко. Тем не менее, хочется еще и еще раз сказать: труд не может быть обязательно-принудительным наказанием. Труд — это основа человеческой цивилизации и культуры, это творческая потребность человека. Наказание трудом означает не только презрение ко всей человеческой цивилизации, но и презрение человека-труженика к самому себе. В отношении к труду, как к наказанию выказывается пренебрежение к свободе, как к основе творческого труда.

Естественная потребность в свободе и естественность творческого труда для человека неразрывно связаны друг с другом. «Свобода и творческий труд!» — вот такой девиз в качестве лозунга я бы предложил, если бы ходил на демонстрации 1 Мая.